Характерные черты российского культурного генезиса

Древнерусская культура складывалась на основе нескольких субэтнических компонентов:

• в соединении трех хозяйственно-технологических регионов: земледельческого, скотоводческого, промыслового;
• соединении трех образов жизни, обусловленных определенным типом хозяйствования: оседлого, кочевого, бродячего;
• смешении нескольких этнических потоков: славянского, балтийского, финно-угорского, с заметным влиянием германского, тюркского, северокавказского;
• пересечении влияния нескольких религиозных потоков.

Формирование русской культуры происходило во взаимодействии ее с Западом и Востоком, образуя как бы мост от первой ко второй. Само местоположение древнерусского государства и этноса на границе двух географических зон — степи и лесостепи — определило уникальность и политической, и экономической, и культурной истории Древней Руси.

Можно услышать самые разнообразные мнения о культуре России, ее прошлом, настоящем и будущем, чертах и особенностях русского народа, но есть одно, в чем почти всегда сходятся все, как иностранцы, так и сами русские: это мысль о загадочности и необъяснимости России и русской души.

Культура любого народа содержит в себе какие-то парадоксы, плохо поддающиеся объяснению даже для самих ее носителей, а тем более для посторонних наблюдателей. Культуру же восточных народов людям западной культуры понять особенно сложно. А Россия — страна, лежащая на стыке Запада и Востока. Выдающийся мыслитель XX в. Н. А. Бердяев писал: «Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира».

Россия принадлежит к типу обществ, подверженных перекрестным цивилизационным влияниям. Она представляет собой конгломерат народов, геополитически зажатый между Востоком и Западом. Восточное начало в русской культуре не имеет ясно выраженных очертаний и окутано оболочкой западной культурной традиции. И хотя географическое положение России, родившейся в Восточной Европе и охватившей просторы слабозаселенной Северной Азии, наложило свой особый отпечаток на ее культуру, восточная специфика русской культуры есть результат ее истории.

Ее развитие было связано с событиями другого исторического ряда — с отражением набегов азиатских кочевников, принятием восточного, византийского православного христианства, освобождением от монгольских завоевателей, объединением разрозненных русских княжеств в единое самодержавно-деспотическое государство и распространением его власти все дальше к Востоку.

Европейский и азиатский компонент в русской культуре — едва ли не наиболее часто обсуждаемая и вызывающая ожесточенные споры тема. Сторонники европейской принадлежности России ищут сходство в ее официальных институтах, превозносят преобразования и личность Петра I, который «Россию поднял на дыбы». Противники убеждают в особом миссионерском предназначении России и отыскивают доказательство того, что «может собственных Платонов… российская земля рождать».

Корни этого спора — в двойственном геополитическом и цивилизационном положении, дихотомии русской культуры. Россия расположена на стыке цивилизаций, на своего рода «цивилизационном сквозняке» и всегда испытывала сильное влияние соседних наций. Эта ситуация стала основой для формирования одного из глобальных вопросов национального сознания: кто мы — восточная периферия Европы или западная «белая» Азия?

Или вообще нечто иное, некая Евразия? Российский историк В. О. Ключевский писал: «Исторически Россия, конечно, не Азия, но географически она совсем не Европа. Это переходная страна, посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой, но природа положила на нее особенности и влияния, которые всегда влекли ее к Азии, или в нее влекли Азию». О русском пространстве в тесной связи с особенностями российской цивилизации задумывались многие ученые.

Иной вариант этого вопроса — проблема «византийского наследства». Ведь именно Византия положила начало расколу европейской цивилизации и христианства. Многочисленные научные труды по истории русской мысли, самосознания, национальной философии, истории литературы неизменно вращались вокруг этой ключевой дилеммы: самобытна русская культура или она представляет собой продукт заимствования?

Русский религиозный философ К. Н. Леонтьев считал, что для русской истории характерен византизм — продолжение византийской православно-имперской традиции. Отечественный историк В. И. Ламанский в книге «Три мира Азийско-Европейского материка» отмечал, что пространство Евразии образуют романо-германский мир, азиатский мир и грекославянский мир.

Романо-германский мир, по мнению автора, соответствует Западной Европе, азиатский — странам Востока за пределами России, а греко-славянский мир (Россию) Ламанский называл «средним миром». Россия принадлежит к типу обществ, подверженных перекрестным цивилизационным влияниям. Она представляет собой конгломерат народов, геополитически зажатый между Востоком и Западом.

Наиболее последовательно идея о срединном положении России была развита историко-философским течением евразийства. Один из ярких его представителей, П. Н. Савицкий, утверждал, что Россия — это особая цивилизация, обладающая качеством срединности. Савицкий также ввел термин «месторазвитие». В работе «Географический обзор России-Евразии» он указывал, что «РоссияЕвразия есть «месторазвитие», «единое целое», «географический индивидуум» — одновременно географический, этнический, хозяйственный, исторический и т. д. и т. п. “ландшафт”».

Таким образом, антиномия «Восток — Запад» рефлексировалась в русской культуре как соотношение заимствований и самобытности. Постоянное присутствие ситуации выбора способствовало утверждению своеобразного типа культурно-исторического развития страны.

Вариативность русской культуры связана с тем, что она попеременно оказывалась то в зоне восточного, то в зоне западного влияния. При каждом новом поворотном витке исторического развития наблюдалось нарушение преемственности традиций, при этом внешние влияния служили для России скорее фактором пробуждения, ибо она время от времени нуждалась в толчках со стороны.

Непрерывные дискуссии о русской идее, выработка различных ее формул поддерживали ситуацию культурного выбора, порождали множество вариаций. Сознание «нераздельности и неслиянности» многих начал в русской культуре и истории пронизывает как научную, так и художественную литературу.

В своей знаменитой работе «Истоки и смысл русского коммунизма» Н. А. Бердяев отмечал, что история русского народа развивается через «прерывность» и «изменение типа цивилизации».

Столь противоречивый характер социокультурной истории России обусловлен, по его мнению, неустойчивостью, нестабильностью общественной системы, несбалансированностью социальных реалий и культурных значений, текучестью, непредсказуемостью культурно-исторических процессов.

В работе «Культура и взрыв» советский и эстонский литературовед, культуролог и семиотик Ю. М. Лотман выделяет два типа динамических процессов культуры: взрывной и постепенный, между которыми устанавливается определенное соотношение. Частые взрывные процессы, прерывность и катастрофичность русской истории, отмеченные Н. А. Бердяевым, неразрывно связаны со спецификой отечественной культуры.

Дискретность, или прерывистость, движения русской культуры означает сочетание культурных прорывов с длительными периодами культурного застоя, накопления сил. Русская культура как бы пульсирует, создавая порой моменты исключительной культурной концентрации. Времена культурного разрежения при этом не означают культурного регресса.

Напротив, они также необходимы, поскольку в периоды относительного культурного застоя открытия и новшества «вживаются» в ткань культуры, превращая новации в прочные традиции, которые в свою очередь могут стать импульсом для новых решений. В то же время потенциальная готовность к резкой смене направления придает русской культуре и истории известную гибкость, умение приспосабливаться к самым неблагоприятным внешним обстоятельствам. Советский и российский философ и культуролог И. В. Кондаков пишет о «поразительной выживаемости русской культуры в периоды национальных катастроф, роковых испытаний».

Бинарность (полюсность, полярность) является еще одной пардоксальной и специфически российской характеристикой. Она означает одновременное существование противоположных начал, которые обозначают крайние, предельные варианты духовной жизни. Размах нравственных ориентиров в русской культуре не просто велик, но катастрофически противоположен. Исключительной характеристикой русской культуры является значительный диапазон этих крайностей; почти каждая черта имеет свою противоположность: вековое терпение — безоглядность бунта, бытовая жестокость — широта души, исторический оптимизм — любовь к страданию и т. п.

Переход от одной крайности к другой происходит столь стремительно, что подчас ставит под угрозу само существование культуры. Полюсные крайности придают русской культуре характер катастрофического развития с преобладанием апокалиптического сознания, иррациональных поступков, создавая двоящийся лик России. На любом этапе своего становления и исторического развития российская цивилизация как бы двоится, являя одновременно два отличных друг от друга лица.

Европейское и азиатское, стихийное и организованное, естественное и искусственное, светское и духовное, официальное и оппозиционное, коллективное и индивидуальное — эти и подобные пары противоположностей свойственны российской цивилизации с древнейших времен и сохраняются фактически до настоящего времени. Двоеверие, двоемыслие, двоевластие, раскол — это лишь немногие из значимых для понимания истории нашей цивилизации понятий, выявляемые уже на стадии древнерусской культуры.

Важную роль в формировании ядра русской культуры и цивилизации играют геополитические и природные (ландшафтные, климатические) факторы. Не случайно В. О. Ключевский свой «Курс русской истории» начинал с анализа русской природы и ее влияния на историю народа — именно здесь, в природном наследии закладываются начала национального менталитета и национального характера любого народа, в том числе и русских.

И то и другое были жизненно важны, полезны, притягательны для человека — но вместе с тем опасны, вредоносны, страшны. Лес давал местному населению разнообразные материалы и продукты, согревал, кормил и одевал восточных славян, служил надежным убежищем от внешних врагов. Но он же грозил русскому человеку и его домашнему скоту медведями и волками, в лесу гнездились разбойники, отвоевывать у леса новые территории для хлебопашества было трудно и долго. В восточнославянской мифологии и русском фольклоре лес населялся зловещими существами, недоброжелательными к людям и русскому духу — Бабой-Ягой, лешим и другими представителями нечистой силы, кромешного, потустороннего мира.

Степь символизировала волю, удаль, разгул, широту, не ограниченные никакими узами или запретами; это зримый образ безмерности и безудержности, свободы и самостоятельности, одновременно влекущий и пугающий самим отсутствием норм и границ. В то же время степь — воплощение бездомности и бездолья русского человека, его брошенности на произвол судьбы, символ трудности одинокого выживания.

Кроме того, это опасное пространство, заселенное хищными кочевниками и гуляками-ворами, в равной мере непредсказуемыми в своем поведении, несущими разорение и разрушение любой социокультурной стабильности, определенности, оседлости, делающими надежды на лучшее будущее проблематичными, нередко иллюзорными или слишком долгосрочными.

И лес, и степь не могли однозначно быть принятыми как родная среда, органическая стихия или отвергнутыми как чуждое пространство, а значит, не могли быть оцененными только положительно или отрицательно. Лесная зона с древнейших времен — область охотников, степная — область скотоводов. Земледелие вдвигало «клин между лесом и степью», одновременно и разделяя и сближая охотничью и скотоводческую культуры Евразии.

Г. В. Вернадский утверждал, что русский народ — это «народпосредник» между разными хозяйственно-природными областями, различными этносами и народностями, живущими по соседству, «народ-торговец», для которого большое значение имели торговые пути и, прежде всего, естественные пути, объединяющие лес и степь, — великие реки с их притоками.

В. О. Ключевский отмечал особую любовь русского человека к реке: она была соседкой и кормилицей, воспринималась как член и даже глава семьи (Волга-матушка, Дон-батюшка). Река служила водяной и ледяной дорогой, воспитывала в народе чувство порядка и общественность, приучала своих прибрежных обитателей к общению с чужими людьми (в том числе с соседними народами), воспитывала дух предприимчивости, навыки артельных действий, сближала разбросанные части населения, приучала меняться товаром и опытом. Так, образы пути, реки, лесостепи, межкультурного посредничества стали сознаваться как составная часть менталитета русской культуры вообще.